Настоящая Неизвестная: трагическая судьба дочери Ивана Крамского?

Это цитата сообщения ЕЖИЧКА Оригинальное сообщение?ж?Настоящая Неизвестная: трагическая судьба дочери Ивана Крамского?ж?

На вопрос «знаком ли вам художник Крамской?» большинство из нас ответит утвердительно. Его картины, выставленные в Третьяковской галерее, Русском музее и других собраниях более чем известны и многократно растиражированы. Кто не видел знаменитую «Неизвестную», которая постоянно возникает там, где ее вовсе не ждешь? Но если имя самого Крамского известно всем, то о его любимой дочери Софье слышали очень немногие. Удивительно, но эту художницу, в своё время по-настоящему знаменитую, сделали никому не известным человеком! Вот настоящая Незнакомка — Софья Юнкер-Крамская, дочь Ивана Крамского.


И.Н. Крамской. Портрет Сони Крамской, дочери художника

Степень забвения этой женщины такова, что долгое время даже не было достоверно известно, в каком году она родилась — в 1866-м или 1867-м. Она училась в обычной гимназии, но благодаря творческой атмосфере, царившей в родном доме, рано почувствовала интерес к живописи. Отец старался развивать художественные навыки дочери и стал ее первым учителем. В детские годы Соня среди знакомых считалась некрасивой, но в юности похорошела. Однако для отца она всегда была самой любимой моделью. Даже когда девочке из-за болезни обстригли волосы и у нее на голове отрастал неровный ежик (Соня пыталась прикрыть его кружевной косынкой), — даже тогда на полотнах отца дочь-подросток представала настоящей красавицей с бездонными глазами.

И.Н. Крамской. Жена художника Софья Николаевна и дочь Соня

Будучи ровесницей дочерей П.М. Третьякова Веры (в замужестве Зилоти) и Саши (в замужестве Боткиной), Соня с ними очень дружила. Вера Зилоти позже вспоминала:

«Соня была некрасива, но с умным, энергичным лицом, живая, веселая и необычайно талантливая к живописи... В 16–17 лет Соня... похорошела, волосы отросли. Фигура у нее стала длинная, тонкая. Она прекрасно танцевала. Ее веселость, остроумие и entrain (притягательность, обаяние) привлекали к ней много поклонников».

Соня действительно была очень изящной — Репин, ученик Крамского, восхищался ее фигурой, Альберт Бенуа всерьез ухаживал за ней. Но женихом её стал другой — Сергей Сергеевич Боткин, молодой врач, представитель известной медицинской династии. Родственники торжественно отметили помолвку молодых, Крамской на радостях написал великолепные парные портреты жениха и невесты...



Сергей Сергеевич Боткин

Но Сергей неожиданно для всех влюбился в подругу невесты Александру Третьякову. Помолвка оказалась расторгнутой, и вскоре Саша Третьякова вышла замуж за бывшего жениха подруги. Соня Крамская нашла в себе силы сохранить с ней приятельские отношения. Но происшедшее надолго повергло её в тоску. На портрете, написанном отцом после разрыва помолвки дочери, Соня выглядит совсем по-другому...

Спасла Софью живопись. Шестнадцатилетняя девушка с головой ушла в работу и стала демонстрировать по-настоящему профессиональные успехи.

«Между Соней и ее отцом была редкостная дружба, переходившая в обоюдное обожание», — писала Зилоти. В 1884 году Крамской, чтобы отвлечь Соню от душевных терзаний, вместе с дочерью отправляется в заграничную поездку (заодно и свое сердце подлечить — он был уже очень болен). Путешествуя по Франции, Софья пристрастилась к живописным этюдам на плэнере. Спустя год после путешествия Крамской писал: «Дочка моя, известная... ветреница, начинает подавать мне серьезные надежды, что уже есть некоторый живописный талант». Крамской понимал, что умирает, а дочь еще не встала на ноги и не нашла себя. Незадолго до смерти Иван Николаевич, тревожившийся за судьбу Софьи, сказал:

«Девочка, а как сильна, как будто уже мастер. Подумаю иногда, да и станет страшно... личная жизнь грозит превратиться в трагедию».

Эти слова Крамского оказались пророческими.

Софья действительно долго не могла оправиться от удара, ни в кого не влюблялась и не выходила замуж. Только в зрелом возрасте, в 1901 году, когда отца уже давно не было в живых, она заключила брак с петербургским юристом финского происхождения Георгием Юнкером.

Крамской, несмотря на простое происхождение (он был сыном писаря из городка Острогожска), был принят при дворе и даже стал там своим человеком, не раз выполняя портреты членов императорского семейства, давал уроки живописи дочерям императора. Своими при дворе стали и его дети.

Софья тоже выполнила ряд работ, запечатлев императора, императрицу, их детей, прежде всего цесаревича, и других родственников. Но почти ничего не сохранилось. Что-то было уничтожено либо пропало в годы революции, что-то из собственных работ было передано ею в Острогожский музей, на родину отца, вместе с его картинами, и когда в 1942 году в музее вспыхнул пожар, погибло вместе с большей частью его коллекций.

Великий князь Константин Константинович в роли Гамлета в любительской постановке, акварельный портрет Софьи Крамской

Софья была признанной портретисткой, ее просто осыпали заказами. Увы, судьба многих работ, находившихся в частных руках, в домах и усадьбах, разгромленных в период революции, также осталась неизвестной.


Софья Крамская неоднократно и с большим успехом принимала участие в различных художественных выставках самого высокого уровня — в Академии художеств, в Обществе живописцев-акварелистов, в художественном отделе Всероссийской ярмарки в Нижнем Новгороде и др. Была она известна и как книжный иллюстратор, оформляя, например, издания к юбилею Пушкина. Замечательными были и ее жанровые картины.


Муж Софьи Ивановны в 1916 году скончался. А вскоре начались и другие беды — революция, Гражданская война, смерть матери в 1919 году... Софья Ивановна, которой было уже далеко за пятьдесят, старалась приспособиться к новой жизни.

С 1918 года она работала в художественно-реставрационных мастерских Главнауки. Ей, глубоко верующему человеку, пришлось стать организатором антирелигиозного музея Зимнего дворца и иллюстрировать «Историю религии» в издательстве «Атеист».

Свою веру Софья Ивановна особо не скрывала, как и христианское желание помочь ближнему. В Ленинграде мучились многие ее знакомые из «прошлой жизни» — смолянки, фрейлины, просто люди дворянского происхождения. Лишенные всего — жилья, имущества, службы и каких бы то ни было доходов, многие буквально голодали. Дочь художника помогала им устроиться на работу, пусть с самым скромным жалованьем, достать переводы, уроки, перепечатку на машинке, чтобы как-то выжить.

Все это и вменили пожилой женщине в вину — и то, что «была очень религиозной», и то, что помогала друзьям...

Тот факт, что дочь Крамского была арестована и отправлена в ссылку, также долгое время оставался неизвестным. Уже в наши дни по запросу Государственной Третьяковской галереи были получены копии её личного дела из архива ФСБ. Кстати, именно из этого дела наконец стала известна дата её рождения — 21 августа 1867 года.

Софья Юнкер-Крамская была арестована 25 декабря 1930 года, обвинялась по статье 58-II УК РСФСР в контрреволюционной пропаганде. Ей вменялось в вину создание ни много ни мало «контрреволюционной группировки из бывшей знати, ставившей себе целью проведение своих людей в разные советские учреждения на службу для собирания сведений о настроениях...».
Все, проходившие по делу, говорили о религиозности художницы, что усложняло ее положение. Как «чуждый элемент», она была приговорена к 3 годам ссылки в Сибирь, но из-за нервного потрясения у нее случился инсульт. С тяжелым параличом она была отправлена в тюремную больницу. Ее кое-как подлечили и через четыре месяца все же отправили по этапу в Иркутск.

Полупарализованная женщина добралась до Иркутска, но через три недели ее перевели в Канск, через месяц, с ухудшившимся состоянием — в Красноярск.

15 октября 1931 года Юнкер-Крамская из красноярской больницы написала письмо Екатерине Павловне Пешковой, оказывавшей помощь политзаключенным. Софья Ивановна рассказала о тяжелой болезни, о перенесенных во время ссылки двух операциях. Она пыталась доказать, что приносит пользу, что всегда, несмотря на состояние здоровья, работала: в Иркутске — как иллюстратор учебников и колхозных журналов, в Канске — как фотограф и ретушер в местной газете. В Красноярске с ней случился второй удар, отнялась левая часть тела. Ее просьба состояла в смягчении участи: если нельзя вернуться домой в Ленинград, то пусть ее хотя бы оставят в Красноярске до поправки здоровья и обязательно предоставят работу, ведь правая рука действует, не разбита параличом. «Я пишу и портреты, и плакаты, лозунги, афиши, вывески, иллюстрации, знаю фотографическую ретушь, раскраску фотографий, языки, я работать могу, люблю... О моей рабочей жизни Вам может подтвердить Елена Дмитриевна Стасова, с отцом которой был так дружен мой покойный муж. О музее Крамского Вам тоже могут дать сведения и она, и товарищ Луначарский...»

В конце письма отчаянные строки:

«Я могла делать ошибки в своих суждениях, могла что-нибудь не так правильно оценивать, могла криво судить о положении вещей, но преступления я не совершала никакого — и сознательно так горячо любя свою страну, после смерти мужа (он был финляндским подданным) — переменила свои бумаги на русские, подписав тогда уже отказ от каких бы то ни было претензий на имущество. Было даже смешно поступить иначе. <...> Помогите мне! Я написала просьбу о помиловании М.И. Калинину. Я прошу Вашего содействия. Я оправдаю милость, если мне она будет дарована, могу уверить в этом Вас. Я честно проработала 40 лет. Тяжко последний, быть может очень короткий срок — чувствовать себя — так наказанной... Я собрала последние силы, чтобы написать Вам все это...»

28 февраля 1932 года было возбуждено ходатайство о пересмотре дела Юнкер-Крамской в связи с неизлечимой болезнью, а также в связи с тем, что ссыльная «не представляет... социальной опасности».

25 марта 1932 года София Ивановна вернулась в Ленинград. 31 июля 1932 года Юнкер-Крамская написала благодарственное письмо Е.П. Пешковой, сообщив, что собирается работать и дальше, насколько позволят силы. В 1933 году художница умерла при странных обстоятельствах. Якобы она уколола палец, когда чистила селедку, и, по словам брата, «умерла от рыбьего яда (??)». Реабилитировали ее за отсутствием состава преступления только в 1989 году.

В Государственном архиве РФ сохранилось ее письмо:

«Высокоуважаемая Екатерина Павловна,

Вы разрешите мне послать Вам эти несколько строк. Меня освободили! Если бы Вы только знали, каким чувством глубокой благодарности полны мои мысли и душа. Я не знаю, простите, право не знаю, полагается ли мне писать вообще о моем чувстве признательности, но я следую своей внутренней потребности это сделать... Вы не посетуйте на то, что я делаю это, если это не полагается, я не знаю, но не последовать душе этой потребности было невозможно! Я снова здесь, в Ленинграде, где прошла моя длительная рабочая жизнь — и теперь я снова, быть может, буду в состоянии начать работать хоть немного, насколько позволят мне мои силы, которые восстановятся во мне с сознанием возможности снова работать! Я не знаю даже, кому мне говорить о том, что я чувствую, и как я признательна. Но, думая, что сделалось все это через Высокое учреждение, которого являетесь Представительницей, — я пишу Вам. Ну, это даже ни Вам, никому не будет нужно, пусть это не принято, пусть это не полагается — я все же повторяю: я беспредельно благодарна, что поверили и моему искреннему раскаянию, и моей порядочности старого общественного работника, и моему горячему желанию загладить работой мои какие бы то ни было оплошности и несознательные заблуждения. И хотя я, конечно, очень больна еще и слаба, но, сколько мне позволят воспрянувшие силы — то оставшееся мне время до неизбежного конца я смогу употребить на реабилитацию моего рабочего имени, как самой по себе, так и как дочери Крамского.

Еще раз прошу простить меня, если я делаю что-либо, выходящее из рамок допускаемого.
С глубоким уважением, Художница С. И. Юнкер-Крамская».

http://www.liveinternet.ru/users/elenapro/post409797861/

Powered by WPeMatico